«Oswald & Kalb»* как всегда был забит до отказа. Даже на тротуаре перед рестораном стояли гости маленькими группами, бокал красного вина в одной руке, сигареты, свернутые газеты или плечо соседа в другой. Все, что они хотели сказать, они говорили громко, что в этот час было вовсе необязательно. Но никто не придавал этому значения; присутствующие здесь не относились к сомнительным личностям. Воздух внутри можно было резать ножом. Особенно над огромным столом в нише, который Ханс Мар забронировал на этот вечер. Такой повод требовал празднования в отдельном кабинете.
Ханс, с недавнего времени № 13 в американских чартах, смахнул пару крошек с пиджака и снова откинулся назад, чтобы выйти из-под линии огня Мара, чья вилка как раз снова упала в тарелку поджарки с кровяной колбасой. Медийный консультант Falco не только взял на себя председательство за столом, но и заказ, так что на столе яблоку было негде упасть. Он был из тех людей, которые могут праздновать копчеными ребрышками с картофельным пюре, как будто бы это, по меньшей мере, трюфели, и подавать гарнир с одной и той же фразой: «Ребятишки, вам придется это оплатить, но такую вкуснятину вы можете попробовать только здесь».
Не обращая внимания, ребятишки запивали его комментарии красным вином. «За Falco!» - крикнула неизбежная блондинка из свиты Ханса, которой вино уже слегка ударило в голову. За последние полчаса она вряд ли сказала хоть слово. Элизабет была из тех женщин, что охотно поддерживают тему. А Falco был, как ей казалось, несомненной темой вечера.
Со всей учтивостью, не без надменности, Ханс взял свой бокал и чокнулся с прелестным существом. В его манере обхождения с дамами было что-то барочное. Особенно с теми, с кем его связывала какая-то приятная отчужденность, как сказали бы другие, интим. Как с Элизабет. Она делила с ним постель, изредка стол, но, тем не менее, у них не было ничего общего. Разговор с Билли о нехватке женщин в быту, состоялся пару недель назад. Ханс снова похоронил это стремление глубоко внутри себя, привычный распорядок дня вступил в силу, и он жил дальше в соответствии с ним. Свободные отношения, как, например, с Элизабет, делали жизнь чуть менее утомительной. А предыдущие две недели были очень напряженными.
С тех пор, как сингл «Rock me Amadeus» попал в американский хит-парад и неделю за неделей совершал невозможное чудесное восхождение с 90-го места, в его жизни не было ни одной спокойной минуты. Не то, чтобы он только сейчас понял, что со свободным временем будет туго. Но теперь, когда он оказался на 13-ом месте и зашел уже гораздо дальше предполагаемой цели этого марафона, силы покидали его.
Что беспокоило Ханса, так это американский микс песни, который неудержимо рвался наверх. По поводу этой версии в Недерхорсте состоялась ожесточенная дискуссия с братьями Болландами. Однажды около десяти часов вечера они закрылись в студии, а к обеду следующего дня вышли оттуда с новым миксом. Ханс послушал, что получилось, и не очень вежливо высказал голландцам свое мнение. Очевидцы припоминают такие слова как «слабо», и что Роб, должно быть, «совсем съехал с катушек». Работавшие всю ночь продюсеры были так поражены этой грубой отповедью, что усадили его в машину и неделю с ним не разговаривали.
«Будем здоровы, Элизабет», - сказал Ханс, стараясь выбросить из головы этот эпизод, и обнял за плечи опьяневшую подругу. Вместо ответа она слегка качнулась навстречу ему и уютно устроилась бы, если бы он добросовестно не усадил ее прямо.
- Я вам всегда говорил, - сказал Ханс и повернулся к остальным, - третий альбом все решит – или мы выбрасываем белый флаг, или двигаемся дальше. И я двигаюсь дальше.
- Что значит, ты всегда говорил? – подал голос Маркус Шпигель, который обычно вел себя куда скромнее. Но сегодня, когда оправдался его нюх, талант предвидеть, куда они смогут добраться в американских чартах прежде, чем кто-то почует, откуда ветер дует, такое пренебрежение своими способностями казалось ему перебором..
- Попробуй еще заливное, - перебил Мар продюсера. Лекция об открытии Falco, очевидно, испортила бы ему аппетит.
Совершенно случайно он вошел в игру здесь же, в «Oswald & Kalb», когда однажды вечером сидел в баре с Хансом.
«Скажи-ка, ты ведь был руководителем предвыборной кампании Крайского?» – спросил его Ханс тогда. И со словами «Ну, отлично, если ты мог работать на Крайского, то и на меня сможешь» чуть позже был заключен альянс. В жизни не бывает случайностей.
В награду за то, что Маркус неожиданно покорно занялся заливным, пресс-специалист позволил себе небольшое самовосхваление, куда любезно присовокупил и Шпигеля:
- В принципе, мы никто иные, как кучка безумцев, чертовски широко замахнувшихся, и сейчас мы стоим здесь и не можем поверить, что все-таки были правы. Ведь так?
- У нас это называется хуцпа**, - с намеком на свое еврейское происхождение кивнул Шпигель, мужественно проглотив гордое «мы», все-таки с момента вступления в должность Мар делал свою работу.
- Может, еще заливного? – заботливо спросил его Мар.
- Спасибо, мне редко удавалось пробовать что-то столь отвратительное, - отказался тот.
– А вы собственно знаете, что Ханс уже четвертый человек, который порвал американские чарты? – спросил Мар.
- Как это четвертый? – Шпигель постучал пальцем по лбу.
- Потому что до него это уже сделал третий, - хохот Мара прогремел глухим рикошетом под сводами здания. Заметив, что до других его шутка не дошла, его охватила гордость. – Канализация, пенициллин, колесо обозрения? Ну? Ничего в голову не приходит?
- Человека звали Антон Карас, он играл на цитре до сего года и будто бы был посажен под замок режиссером Кэролом Ридом, покуда не вытащил на свет божий ту мелодию. Она называется тема Гарри Лайма. И принесла Карасу столько бабла, что он смог отгрохать виллу на углу Зиверингерштрассе и Брехергассе, хотя она совсем не в моем вкусе***. Ну, что скажите теперь?
- Браво, Ханс, я понятия не имел, где находится вилла, - сказал Мар и утешился остатками картофельного пюре. – Но я же знаю, ты достойный преемник, этот тип был номер один в 1953 году.
- Поживем – увидим, - сказал Ханс, которому эта тема уже наскучила. На помощь пришел официант Йозеф, поспешивший к столу с сообщением:
- Телефон, господин Мар.
Известие пришлось как нельзя некстати, Мар только что испачкался соусом и не хотел заляпать еще и пиджак. Ханс подал ему салфетку и встал, чтобы Мар мог выйти из-за стола.
- Мар! – проревел он в трубку, минуту спустя. - Кто говорит? Немного погромче, пожалуйста. Кто? А, привет, Хорст, как ты узнал, что мы здесь? Ага. Ну и что там такого важного?
Мимику Мара нужно было видеть. «A&M» - можно было прочитать по губам название американской звукозаписывающей компании, пока он перекладывал трубку к другому уху.
- Связь пропадает…Хорст? Хорст? – он взволнованно повернулся и неожиданно прикрикнул на пару посетителей: Пожалуйста, это из заграницы…, - и снова в трубку, - Да, говоришь, звонили из «A&M»? Сам Карри? Это невероятно! Ты уверен? Ну, я …
На его лице появилось выражение, какое отмечают у мужей, которым сообщают о беременности после загула на одну ночь. Целая гамма чувств: недоверие и ошарашенность, и потом – растерянность.
- Ты уверен? – еле выговорил он, слова застревали в горле, потому он мог только кивать. Наконец, рука, державшая, трубку бессильно упала на бедро. Йозеф взял трубку и озабоченно окинул его взглядом. Мар вдруг развернулся, бросился обратно к столу и выдавил почти беззвучно: «Мы – номер один в Америке».
Как ни странно, первой отреагировала Элизабет. «Номер один в Америке!» - повторила она. На слове «Америка» ее голос превратился в сирену. Маркус уставился на нее, будто та потеряла рассудок. Или он. И он изо всех сил старался понять, какой вариант ему больше по вкусу.
- Номер один, - прошептал он, и еще раз, почти с сожалением, - Номер один.
- Йозеф! – заорал Мар. – Йозеф! Шампанского! Йозеф!
Йозеф, подбежавший к Мару сзади, извиняясь, пожал плечами:
- Господи, Мар, у меня нет шампанского.
- Тогда игристого, без разницы!
Новость мгновенно разнеслась по «Oswald & Kalb». Большая часть посетителей теснилась у их стола, остальные оживленно подталкивали друг друга. Даже самые недоброжелательные профессиональные венские завистники, которые никому не прощали любой успех, а в последнюю очередь такой триумф этому надменному поп-наглецу, испытали своего рода умиление. Это было, словно сборная Австрии в финале Чемпионата Мира по футболу нанесла поражение сборной Бразилии.
Единственным, кто после невероятного телефонного разговора сказал едва ли пару предложений, был автор гола. «Давайте, парни, выпустите меня ненадолго», - было одним из них.
Ну, по крайней мере, писать я могу как прежде, - думал Ханс. – Слава богу, в туалете пусто, не знаю, выдержал бы я сейчас какого-нибудь поздравителя, трясшего бы меня за руки со всем сторон…
Из зеркала на меня смотрит все то же лицо. Хорошее лицо, - размышлял он, будто не узнавая самого себя. – Кто этот незнакомец? Я никогда не был так юн, как все еще выгляжу.
Дружище, ты это сделал. Эй, старик, что с тобой? Как дела? Что это за чувство? Номер один! Ну, немного приятно. Я им всем показал. Или нет?
Гребаный мозг. Что там у тебя опять случилось? Не можешь хоть один раз мыслить как все? Я, например, мог бы радоваться, как остальные. Я – номер один. В Америке. Здорово!
Почему добиваясь цели, я всегда оказываюсь не готов к происходящему? Я крутой! А так хорош как сейчас, я не был никогда. И я останусь крутым. Некоторое время.
Может, я подумаю об этом завтра утром? О том, что будет дальше. Должно быть. После такого успеха. Сейчас все будут пресмыкаться передо мной. Ничего не припоминаешь, Ханс?
Я всегда помню. Всегда, так отчетливо, как всю эту фальшивую братию, постоянно липнущую ко мне. Я это предчувствовал. Да, пусть так. И сделал все, что было в моих силах. Но все тогда закончилось чертовски быстро. Пять лет, сейчас кажущиеся мне тысячелетием. И сейчас вдруг я на самом верху. Гораздо выше, чем когда-либо мог себе представить. И надо мной больше никого. Это случилось. И сейчас я не хочу думать о другой стороне монеты, такой темной. Сейчас, когда я стою в луче света. Ну, на хрен. И что мне теперь делать?
Ханс неторопливо вымыл руки. Перед дверью он ненадолго остановился, словно снаружи ждали враги. Все были так заняты празднованием его успеха, что даже не заметили возвращения Ханса. Он сел за угол стола и достал из кармана пиджака Мальборо и золотую зажигалку, прохладную на ощупь.
-Где Falco? – кричал незнакомый голос. Вдруг он им понадобился.
- Ханс, что с тобой? – спросил Мар и дал ему прикурить. – Эй, мы пойдем еще в «Josephin», сегодня уже закончилось. Отпразднуем так, словно завтра не наступит никогда.
Опять это ужасное слово, - думал Ханс. – Завтра. Группа новоприбывших прошествовала мимо него.
- Что это сегодня случилось? – спросил блондинистый голос на высоких каблуках: Смотри, Falco… - и немного недовольно своему спутнику: Да иду я, иду.
- Дружище, что-то ты помалкиваешь, - Мар движением бедра подвинул его дальше по скамейке. – Выглядишь так, будто американцы занесли тебя в черный список. В чем дело? Ты король в Америке!
- Точно, - сказал Ханс и выглядел при этом так, словно узнал, что неизлечимо болен. – Такое случается раз в жизни, - сказал он, наконец, и сделал глубокую затяжку: И для меня это уже позади.
* «Oswald & Kalb»* - ресторан в Вене, Бэкерштрассе, 14.
** Хуцпа – наглость на иврите.
*** Речь идет о легендарном фильме «Третий человек» (1949г.) режиссера Кэрола Рида с Орсоном Уэллсом в главной роли. Действие происходит в послевоенной Вене. Венец Антон Карас (1906 – 1985) написал саундтрек.
Читать дальше: Взлет и падение. 1982 – 1988. Глава 16. Диалог с Оскаром Вернером.
|
Музыка:
