Глава 5. С сегодняшнего дня называйте меня Falco.
Да иди ты! - думает Ханс, исполненный восхищения. Он растянулся на гостиничной кровати, безвкусные шторы задернуты, вторая подушка, за которую он обещал жениться на горничной, под поясницей, на груди пепельница. Маленький телевизор, в котором ставит рекорд в прыжках с трамплина герой этого года, вызывающий у Ханса глубокое уважение. Он завоевывает золото.
Передача, в которой уже с час показывают исключительно лыжные соревнования, безусловно, не во вкусе Ханса. Но у нее есть свой смысл. Уставиться в одну точку и освободить разум для размышлений о жизненно-важных вещах. Например: Что мне надеть сегодня на выступление? Или: Как для разнообразия отбить у Кольберта его новую подружку? Или как сейчас: Как бы мне замутить новый имидж?
Вчерашний разговор с Удо Линденбергом в баре «Sugar Shack» не давал Хансу покоя с момента пробуждения. Так сказать, встречная лыжня в запутанной игре под названием карьера. Предостережение потерять себя в пути наверх, кажущееся знаком судьбы, стало для него единственным решением проблемы. Тот, кто станет другим, уже не сможет потерять себя. И первый шаг был также ясен, как дважды два: Ханс Хёльцель не годится для публичности. С тем, что мы имеем, я буду также популярен, как муж Моны Лизы. Ему срочно было нужно новое имя.
«Это рекорд!» - залился соловьем репортер в телевизоре и вырвал Ханса из его раздумий. «Фалько Вайспфлог, дамы и господа, сегодня снова стал королем этих соревнований. Он оторвался от земли, словно силы тяжести не бывает…»
«Словно силы тяжести не бывает», - передразнил его Ханс. Словно кому-то делать нечего, как поручать работу комментаторам, которые в грамматике смыслят меньше, чем в спорте.
Он задумчиво смотрел, как ГДР-овский лыжник Фалько Вайспфлог победно поднимает руки вверх. Должно быть это такие эмоции… - думает Ханс, - браво, Фалько. Неплохое имя. Хорошо тому, у кого в метрике стоит это имя. Пойду-ка я погуляю.
Это был пасмурный и умеренно морозный зимний день, абсолютно без осадков. Ханс бесцельно слонялся по Швабингу*. В витринах все еще блестели рождественские украшения. Он то и дело останавливался поглазеть возле магазинов. Разумеется, он вряд ли мог бы ответить на вопрос, что же там продают. Его мысли были далеко от товара, разложенного на витрине, в которую он сейчас как в зеркало задумчиво смотрел.
То, что он видел, было совсем недурно. Реклама парикмахерской, перед которой он сейчас остановился, давала неплохое освещение. Он критически оценил утонченный разрез глаз. В романах это называют выдающаяся черта, - думал он, опустив одну и бровь и приподняв другую. Пару раз покрутил головой туда-сюда, чтобы в полной мере насладиться этим великолепием. Внутри уже несколько клиентов, смеясь, подталкивали друг друга и указывали на типа, который строил самовлюбленные гримасы. Владелец подошел к стеклу с внутренней стороны и погримасничал в ответ. Когда Ханс, наконец, его заметил, то моментально покраснел как рак.
Ситуация была для него такой неприятной, будто его застукал священник, когда он мочился в исповедальне. Ноги налились свинцом, ему хотелось только сбежать, но он не мог двинуться ни на миллиметр. Внутри всех охватил истерический смех. Да такой, что заставил бы кататься по полу и почетный караул Букингемского дворца. Тут вдруг и Ханс засмеялся. «Заходи», - сказал одними губами босс и дико зажестикулировал, чтобы зазвать мечтательного мима внутрь. Ханс вошел.
- Грандиозное шоу, незнакомец, - гремел хозяин, - ты кто, актер, или просто самовлюбленный павлин?
- Музыкант, - ответил Ханс, - я играю на бас-гитаре в труппе из Вены, которая сейчас выступает в «Marienkäfer».
- А, Hallucination Company, уже наслышан. И что ты сейчас репетировал?
- У каждого из нас своя роль, я – эксцентрик…
- Ах, вот оно что! Никогда бы не подумал, - снова заорал баварец. – У меня кое-что есть для тебя, точно подойдет. Абсолютная новинка, я это вчера видел по телевизору. Хочешь глянуть?
Не дождавшись ответа, он исчез в дальнем конце помещения и вернулся с маленькой баночкой:
- Это называется бриск, наносишь на волосы, приглаживаешь и вот ты уже выглядишь как молодой Ален Делон.
- Я знаю, что это. Работал однажды у парикмахера, там была куча всяких штучек, - кивнул Ханс, - был и этот белый клейкий парафин, с помощью него раньше сооружали прически как у Элвиса. Такая фигня!
- Это намного лучше, - возразил парикмахер и начал мазать Ханса кремом. – Ну вот, что я говорил. Выглядит супер.
Ханс посмотрел в зеркало на результат. Парикмахер смотрел на Ханса.
- Сколько это стоит? – спросил он, наконец. Мгновенно перед ним возникла рука с тремя оттопыренными пальцами.
- Три марки? – осведомился Ханс. – Идет.
- Тридцать марок, - уточнил босс. – Может, это и не новинка, но точно предмет роскоши.
- Прежде всего, это почти мой вечерний гонорар, - поправил его Ханс. – О’кей, упакуйте.
Какой идиотизм, - злился Ханс несколько минут спустя и выместил свое раздражение на предприимчивого цирюльника, пнув скомканный бумажный пакет на тротуаре.
Но выглядит неплохо, - подсказывал ему внутренний голос. Никакого сравнения с тем белым клейстером. Ну, посмотрим! – предвкушал он озадаченность своих длинноволосых коллег по Company. Они были в обмороке, когда я пару месяцев назад обстриг свои «косы».
Сейчас неприятное время для того, кто хочет быть другим. До сих пор в качестве протеста волосы отращивали. Сегодня такой протест просто не имеет шансов, сейчас можно утвердиться только пародируя истеблишмент. Все наоборот. Как следует выставить на посмешище все и вся. Может быть, мне нужен один из этих реально дорогих костюмов…
Такой, как на манекене в витрине, рядом с которой он остановился. Он тут же зашел в магазин. Пиджак сел, как будто был шит на него. Скакавший вокруг продавец издавал томные стоны. «Превосходно, роскошно, прекрасно…», - щебетал он и целовал тонкими губами свои указательный и большой пальцы.
«И правда, пойдет», - постановил Ханс и спросил, очумевший от суеты, на смеси утрированного шёнбруннского немецкого и изысканного старого наречия: «Сколько просите Вы за это одеяние?»
Оставив в лавке половину своего месячного заработка, Ханс со своей добычей отправился прямиком в отель. Он немедленно натянул на себя новый пиджак и намазал воском волосы.
Как в тот раз в галерее Паули Азенбаума, вспомнил он при взгляде в зеркало.Он крутился в джинсах возле зеркала, он снова был Хансом Хёльцелем. Тогда в маленьком магазинчике мужской одежды на Юденгассе, он купил брюки, которые теперь идеально сочетались с новым пиджаком. Одним движением он выудил их из шкафа, где хранил свой скромный гардероб, затем снова прыгнул к зеркалу, приняв знаменитую позу Джина Келли из «Поющих под дождем». Вид был не то чтобы эффектный.
Ханс изобразил еще пару танцевальных па. «Мими, Лулу, Чучу», - строил он из себя смесь яппи и Хестерса**, этот образ всегда веселил Томаса Рабича. К сожалению, это уже не ново, - остановил он себя, прежде чем накинуть еще и белый шарф. Мне нужен какой-то личная фишка. Пародия на истеблишмент, дружище, такой была идея. Ты анархист в камуфляже, показной противник коммерции. На самом деле мне не нужно ничего другого, как только попасть на сцену.
Дальше Ханс принялся отрабатывать движения, больше всего внимания уделяя рукам, всячески оттопыривая пальцы. До тех пор, пока жесты не обрели отточенность, а тело приходило в движение от одного легкого толчка.
Он чуть не опоздал на выступление. Ансамбль уже собрался, в крошечной гардеробной еле-еле хватало места для еще одного грубияна. Но не только поэтому Ханс остановился в дверях.
«Ну, что… Э… М-да…, - окончание предложения застряло у Викерля в глотке. – Привет, приятель. Ты что, женился?». Остальные с любопытством оглянулись. Тишину в комнате можно было резать ножом. А потом начался ад.
«Дружище, что это? Мы сегодня играем на похоронах?»
«Пригласили танцором в Хофбройхаус***?»
«Осмелишься выйти в этом на сцене, вручу тебе медаль за отвагу».
«Фигня, классно выглядишь».
Ханс безмолвно прокладывал путь сквозь богохульников. Хотя подсознательно он готовился к такой реакции, все же был несколько уязвлен. Если даже его друзья не понимали?... Ханс резко обернулся. «Полюбите это, или оставьте в покое, парни. Вам лучше оставить в покое. И еще: да пошли вы», - огрызнулся он.
«И, Викерль, - добавил он. – Что я еще хочу сказать: никогда больше не называй меня Ханс Хёльцель, это в прошлом. Называй меня FALCO».
* Швабинг – район в северной части Мюнхена, квартал богемы.
** Йоханнес Хестерс (1903 - 2011) – нидерландский и немецкий актер
*** Хофбройхауз - пивные залы на мюнхенской площади Ам-Плацль, одна из достопримечательностей Мюнхена.
Читать дальше: Начало. 1977 – 1981. Глава 6. Никаких дублеров.
|
|
Категория: Переводы статей | Добавил (перевёл): Tanita (2012-Сен-19) |
Просмотров: 1676
|
Комментарии:
Всего комментариев: 0
|
|
|
|
|
|
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ] |
Музыка:
