Глава 4. Falco встречает Фауста.
Тот, кто уходит последним, выключает свет в городе. Это, кажется, было действующим правилом в Мюнхене конца 70-ых. Город был столицей хорошего тона на поп-сцене. Известные интернациональные группы, начиная со Stones, заканчивая Queen, работали здесь. Что не имело ничего общего как с актуальным хорошим тоном, властвующим в этой глубоко ханжеской местности, как и вообще ни с чем. Наоборот. В то время в Мюнхене было гарантированно больше звукозаписывающих студий, чем церквей, больше дискотек, чем баров, рок-групп, чем бойскаутских организаций и больше абортов, чем браков.
В городе царили музыканты. Среди них и Hallucination Company. Распутный театр Адама Викерля, на протяжении долгого времени пользующийся дурной славой в Вене, с ходу стал здесь сенсационно успешным. Гастроли в «Marienkäfer» получили отличные отзывы критиков, ежевечерне не было ни одного свободного места. Факт, который обеспечил им пропуск в самый безнравственный ресторан города: «Sugar Shack».
И сегодня весь Мюнхен выстраивается в очереди, чтобы попасть туда. А фэйсконтроль наслаждается своей властью, игнорируя даже известных персон.
Истеблишменту, гостям Кита Ричардса был гарантирован приют, а люди вроде звезд Queen Брайана Мэя и Роджера Тэйлора причислялись к постоянной клиентуре. Это было именно то окружение, которое Ханс себе всегда представлял. Когда он приблизился к заведению, толпа расступилась как Красное море перед Моисеем. Ханс шествовал по импровизированному коридору с таким видом, будто в жизни не делал ничего другого, покровительственно похлопал типов на входе по плечам и подчеркнуто не спеша вошел в полумрак святая всех святых. Тут ни одна собака не обращала на него внимания, но ничего не поделаешь, он не оправдал свои расходы. Вопреки переполоху снаружи, внутри все было спокойно. Ханс без труда нашел место в баре. Он заказал двойной эспрессо и минералку. Его обычный завтрак, если у Company был свободный вечер.
Я веду странную жизнь, - думал он. Эту фразу он услышал в фильме Нила Саймона, где Майкл Кейн играл английского антиквара с актерским прошлым, сопровождающего в Лос-Анджелес жену, номинированную на Оскар*.
Разница только в том, - размышлял Ханс, - что у меня пока нет прошлого, и я даже не знаю никого, кто знает, кого можно было бы сопроводить, скажем, в Нью-Йорк на вручение Грэмми. Он делает глоток кофе. Если ничего не предпринимать, то ничего не получишь. Ты еще молод и готов к бою.
В процессе мечтаний о своем блестящем будущем, он упустил из виду, что за его спиной кое-что произошло. Прибыл герой сцены, и терпеливо ждавшие группиз бросились ему на шею. Черная шляпа, фирменный знак вожделенного новоприбывшего, уверенно прошествовала через стаю человеческой саранчи в бар. Рядом с Хансом было свободное место. Пока Удо Линденберг усаживался за стойкой, перед ним уже возник обязательный стакан виски. Он буквально влил в себя жидкость янтарно-желтого цвета, как будто глотательный механизм никогда не был изобретен.
Ханс невольно посмотрел направо. Дрожь удовольствия прошла волной по гамбуржцу. Для бармена это было знаком для добавки.
-За Ваше здоровье!
- О нем можешь забыть, - парировал Линденберг и расправился со вторым виски тем же манером. – Шикарное шоу, юноша, - изрек знаменитый коллега, - я был вчера вечером, ты же басист, не так ли?
- Да, - лаконично подтвердил Ханс, потрясенный похвалой мастера.
- Из тебя кое-что выйдет, парень, жопой чую.
Скорее, уж речь идет о геморрое, - подумал Ханс, который заметил страдальческое выражение лица соседа.
- Это звучит так, будто ты предвещаешь мне раннюю смерть от инфаркта, - сказал Ханс.
- Неее. Тогда уж, кардиопатию на протяжении всей жизни, - казалось, Линденберг не собирался добавлять еще что-то к этому непонятному диагнозу.
- Что ты в связи с этим думаешь? – спросил Ханс, в конце концов.
- Я думаю, ты приличный басист, и уже играешь как новоиспеченная звезда.
- Ага.
- Юноша, ты не представляешь, какой тяжелой может быть жизнь. Выпьешь со мной?
- Непременно, - согласился Ханс, сбитый с толку. Он не совсем понял, что артист хотел ему сказать.
- За нужды и лишения твоей будущей карьеры! – провозгласил он, чокнулся с Хансом нарочито театральным жестом и – оп! – виски исчез в нем.
Ханс слегка пригубил.
- Что за лишения?
- Все эти убогие сводные братья успеха и славы, - Линденберг, похоже, открыл свой поэтический вечер. До Ханса начало понемногу доходить, о чем, собственно, говорит этот великан в шляпе.
- Давление боссов: после хита ты обязан в мгновение ока выдать мегахит. Язвительность журналистов, этих злорадных рож, которые докопаются до каждого твоего слога, как только почуют слабость. Слюнявые группиз, которые волочатся за тобой, вцепившись в лодыжки, и безжалостность их учтивого равнодушия, как только ты займешь место номер два в хит-параде. И одиночество… Одиночество тяжелее всего…
Голос Линденберга терялся в его мыслях, как будто перед ним и не было собеседника.
- … Извини, - сказал он после красноречивой паузы, - я не хотел испортить тебе вечер своей болтовней.
- Это была не болтовня, - успокоил его Ханс, на которого монолог Линденберга произвел тяжелое впечатление. – С такой точки зрения я никогда не рассматривал эту сторону жизни. – И после двухсекундной паузы. – Но это не может быть настолько плохо. В общем и целом, успех – ничто. Да ведь это все, что только можно пожелать! Аплодисменты. Автографы. Бабло. Это ничего не стоит?
- Не вопрос, стоит, - признался Линденберг. – Я же не говорю об очевидном. Я о том, что происходит у тебя внутри, о том, от чего не сможет избавить ни один менеджер в мире. О цене, которую платят за аплодисменты, автографы и бабло.
- Ну да. Вкалывай, пока можешь.
- Нет, парень, этого недостаточно. Ты должен заключить сделку с дьяволом, - чтобы придать вес своим словам, Линденберг сжал правую руку в кулак** и припечатал его прямо к шее Ханса.
А это уже глупости какие-то, - подумал Ханс. – Сделка с дьяволом. Фауст. Кто тогда Мефистофель?
- Точно тебе говорю, мужик, - заверил Линденберг, будто прочел мысли Ханса.- Ты уже отдал очень много, чтобы попасть сюда. И с каждой ступенькой наверх от тебя потребуется еще больше. В этом деле придется понемногу продавать себя, парень, по кусочкам, по ломтикам. Если к этому не готов, уходи сейчас.
Его взгляд встретился с ясным взглядом подопечного.
- Я бы хотел, чтобы кто-то мне об этом рассказал, когда я был еще у истоков, - почти смущенно он покрутил в руках стакан с напитком. – И если уж я такой щедрый учитель, скажу еще кое-что: осторожнее с этой живительной влагой.
Он снова схватил стакан и проделал с ним те же бессмысленные манипуляции.
- В одном они, мещанские твари, правы - это чертово зелье, - и с этими словами выпил все. До дна.
Удо Линденберг с трудом поднимал со стула свое неуклюжее тело. «Не позволяй старому рокеру вселить в себя сомнения, - извинился он еще раз, - я больше говорил для себя. Если у тебя действительно есть талант, тебя ничто не остановит. У меня сегодня был тяжелый день. По вторникам я, обычно, чувствую себя лучше. А сейчас мне требуется новая голова, новый желудок и новый жизненный путь». Наконец-то он выпрямился, пошел напрямик к выходу и исчез. Так быстро, что провел даже поджидавших его группиз.
Ханс остался неподвижно сидеть в баре. Он чувствовал себя каким-то опустошенным, как кофейная чашка, которую изрядно занятый бармен так и не убрал со стойки. Слова Линденберга задели его больше, чем он ожидал. Этот тип знает, о чем говорит, - думал он. - Это был не пьяный бред. Себя не обманешь, старик, тебя что-то гложет. Что он имел в виду под «продать душу»? Что у меня есть на продажу? Только я сам. Больше ничего. И что я должен отдавать?... Способен ли я на это? Как очарованный, он задавался этими вопросами.
Нет, я сделал бы это. Да я бы бабушку продал! Нет, не свою бабушку, конечно. Ну, у меня есть собственное эго, уж этого у меня в достатке. Мое эго за плакат с надписью «Ханс Хёльцель в Штадтхалле!»
Эта картина во всем великолепии предстала в его воображении.
Как-то по-дурацки: Ханс Хёльцель. Звучит как артист на ходулях с ампутированной ногой, которого министерство здравоохранения пригласило для пятиминутного выступления на благотворительной акции в поддержку детей больных раком. Нужно обзавестись псевдонимом. Таким, чтобы никто не догадался, кто за ним скрывается. Все говорят об имидже, мне нужен имидж. Что-то созвучное с моим продвинутым номером в Company. Но на этот раз настолько реальное амплуа, чтобы я был таким, каким должен быть, и чтобы прессе было о чем писать. Совершенно новая личность…
Это имел в виду Линденберг? Продать свою личность? Да, пожалуйста! Что значит какая-то крохотная личность против того, что я при этом выиграю? Я хочу быть богатым и знаменитым…
Внезапно Ханс, уставившийся в задумчивости на кромку стакана, посмотрел на себя в зеркало за баром. «Хорошо, старик, держу пари! – сказал он громко. – Вот только кто на него ответит…»
* Видимо, речь идет о фильме «Калифорнийский отель» (1978г.).
** Игра слов – кулак по-немецки Faust.
Читать дальше: Начало. 1977 – 1981. ГЛАВА 5. С сегодняшнего дня называйте меня Falco.
|
|
Категория: Переводы статей | Добавил (перевёл): Tanita (2012-Сен-14) |
Просмотров: 1451
|
Комментарии:
Всего комментариев: 0
|
|
|
|
|
|
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ] |
Музыка:
