Аплодисменты обрушились стеной. Забитый до отказа, Штадтхалле* сотрясался, море зрителей казалось штормовым океаном. И в центре урагана стоял Falco с воздетыми вверх руками, абсолютно неподвижный.
Из-за грохота аплодисментов ничего не было слышно. Falco обернулся к музыкантам и что-то им крикнул. Но выглядело это так, словно ему отключили звук. Он беспомощно пожал плечами и снова повернулся к зрительному залу. Шторм достиг очередного пика. Стелла стояла между двумя огромными черными страшилищами прямо за сценой и не шевелилась. Она и обычно двигалась довольно скованно в своем своеобразном стоическом стиле, а сейчас была неспособна даже поднять руку. «Так вот каково это, - думала она. – Так чувствуют себя здесь, наверху». Время остановилось, весь мир сосредоточился в одном единственном зале. И все безумие, сопровождавшее турне, растворилось в этом громе оваций. Стелле в последнее время было нелегко. Первая волна эйфории, окатившая ее, когда Ханс с таким воодушевлением воспринял весть о ее беременности, растворилась в водоворотах, из которых состояли будни Falco. Первые необузданные недели в Вене были позади, жизнь рядом с поп-звездой брала свое.
Сначала это было захватывающе. Ханс был влюблен, она не настолько беременна. А потом они поехали в Голландию, в студию Болландов, где в муках рождалась «Jeanny». Путешествие, которое открыло ей глаза, и с которого началось…
«…я не буду это петь, - Ханс бросил лист с текстом на диван рядом с собой. – У Джинни есть друг, у Джинни проблемы с другом, у Джинни проблемы с родителями, Джинни убежала из дома… Такое подростковое дерьмо я и в 15 лет не стал бы петь».
Стелла подняла с пола соскользнувший листок и снова положила его на диван.
«Тогда сам сочиняй, музыка превосходная, не хватает только текста», - сказал Хорст Борк, мечась по амстердамскому номеру Ханса, как тигр в клетке. Вдруг он остановился прямо напротив Ханса, выдержал стратегическую паузу и произнес: «Фальконизация». Стелла услышала этот слово в первый раз. Тогда оно показалось ей интересным. Пару дней спустя она уже мечтала никогда его не слышать.
Фальконизация была процессом, когда Ханс подгонял имеющуюся песню под стандарты Falco. Фальконизацией называлось придумывание новой истории. Фальконизацией назывался пересказ этой истории словами Ханса. А еще к фальконизации прилагались текстовая блокада, сомнения в себе и очень много алкоголя.
Ханс вытягивал из своих близких всю энергию. Ему круглые сутки требовалась поддержка. Умственная, духовная, физическая. Стелла присутствовал во время работы над текстами. Почти неподвижно наблюдала за его борьбой со словами и молчанием. Ханс был перфекционистом. Он не писал в свои блокноты ни строчки, будучи уверенным, что где-то внутри таятся лучшие варианты. Выводил одно слово, другое зачеркивал. Стоило ему написать придаточное предложение, как он тут же стрелкой перемещал его на другое место.
Его тексты выглядели как наброски переутомившегося математика на пути к предполагаемой новаторской теории. На самом деле они были попыткой к бегству слишком требовательного к себе художника от предполагаемой безысходной реальности. Монолог Ханса в «Jeanny» был его криком о помощи, который он вложил в уста Falco. Кто кого потерял? Ты себя? Я себя? Или, или мы друг друга?
Хорст использовал паузы, которые алкоголь давал творческому началу, чтобы объяснить Хансу, что все это затягивает его в пучину. Он был убежден, что давление, с которым Ханс боролся столь сомнительным методом, напрямую связано с авансом, который звукозаписывающая компания предоставляла певцу без промедления. Чем больше сумма, тем грандиознее должен быть хит, чье рождение становилось возможным благодаря этим деньгам. Ханс изо всех старался оправдать возложенные на него надежды. А вслед за этим его настигал страх, родом из детства, перед той раковиной на лестничной клетке. То, что можно заслужить, нужно заслужить. Falco, прекрати жить мечтами. Falco, жизнь не такая, какой кажется.
К тому времени, когда «Jeanny», наконец, из безобидной любовной песенки превратилась в каверзную вещицу Falco, которой Ханс в студии придал этот гениальный маниакальный тон, звезда и все его окружение сами созрели для палаты в психушке.
Но и после окончания записи покой им только снился. Песня мгновенно стала сенсацией, Falco, до этого слывший не более чем рэпером-заикой, стал безответственным циником, прославлявшим насилие и убийства. Из песни о любви получился скандал. Мнимый гимн сексуальному маньяку, который не только частично запретили на радио, но и вообще массово бойкотировали. Результат: песня за ночь стала хитом. Парадоксальным образом благодаря огромному количеству противников. Без уничижительных комментариев Дитера Кронцукера, тогдашнего главы по связям с общественностью ежедневной передачи «Сегодня» телеканала «ZDF», «Jeanny» никогда не была бы так чертовски быстро втоптана в грязь. Даже не смотря на то, что предыстория кампании Кронцукера имела более чем понятную мотивацию. Комментатор познал на себе, что такое похищение дочери, что это за чувство – страх за ребенка, и испытывал убийственное презрение к такого рода извращенным субъектам, каким он во всеуслышание объявил Falco. В основном Кронцукер осуждал в «Jeanny» именно то, что порицал и Falco. «Они идут! Они идут за тобой! Они тебя не найдут…
… никогда тебя не найдут!»
У Стеллы как всегда холодок пробежал по спине. Безумие, которое Falco вложил в этот крик больного, ищущего любви человека, был ей как нож в сердце. Она знала, что это кричит сам Ханс.
В зале вспыхнули сотни зажигалок. Когда она в первый раз услышала песню вживую, на Ратушной площади Вены, то не смогла сдержать слез. А ведь Стелла ни в коей мере не была чувствительной персоной. Она никогда не рассказывала Хансу о чувствах, что вызывает в ней «Jeanny». Она знала, почему он не любил эту песню.
Аплодисменты, вновь омывшие Штадтхалле, вырвали ее из размышлений о недавнем прошлом. Она не имела обыкновения впадать в ностальгию. Ей достаточно было стоять здесь, за сценой, безучастно и терпеливо ожидая ту пару минут, в которые Ханс дает ей почувствовать, что она для него важнее всех. В остальное время она наслаждалась уровнем жизни, который позволяла ей эта любовная связь. Шопинг также очень успокаивал. Это удерживало ее от того, чтобы ожидать слишком много от любви.
Первый тур Falco, начавшийся вечером в Винер Штадтхалле, можно было считать началом успеха. Для Ханса же он после пары выступлений превратился в безумный тур. Костюмы, оформление и освещение были также отточены, как и хореография Дитера Хашпеля**. Режиссер превратил перфоманс во впечатляющее шоу. Питер Фивегер собрал блестящую команду музыкантов. Что беспокоило Ханса, так этого его собственная партия. Он не совершенен. И никогда не станет совершенным.
К недовольству своими недостатками, которое ощутило и его окружение, примешалось нормальное безумие, сопровождающее любое турне. Ни дня на месте, бесконечные интервью плюс выступления на телевидении. Стелла чувствовала себя на четыре месяца беременнее.
За ее спиной шептались, как много она курит, что она пьет, как надменно себя ведет, словно в этом турне она была в заложниках. То, что свою часть работы она делает по ночам, когда все были рады уединиться в очередном номере отеля, вряд ли кто-то понимал.
Иногда даже Ханс. К этому времени он был уже слишком истощен стрессом и маленькими белыми спасителями, которые он закидывал в себя как другие мармеладных медвежат «Харибо». Частенько он и не знал, в каком городе находится кровать, куда он сейчас упадет. Он был слишком уставшим даже для Джека Дениэлса.
И другой яд затуманивал его взор на собственную успешную действительность. Сомнения в себе пожирали его систему как компьютерный вирус. Частенько перед выступлением дорога от гримерки до сцены казалась ему бегом с препятствиями, где перекладины высотой по два метра. Больших усилий стоило сдерживать гнев на свору, позволившую себе купить дорогие билеты, это казалось ему фарсом, еще более немыслимым, чем само выступление. Но потом, когда звучали аплодисменты, к нему возвращалась уверенность, что он стоит тех денег. Хоть что-то сделать правильно. Но к тому времени уже следующий аргумент угрожал его месту под солнцем.
Стелла, словно врач, вела наблюдения за этими метаниями. Она часами молча сидела рядом с Хансом, если между полночью и рассветом он желал поговорить о подлости этого мира. Не то чтобы он ее первую выбрал для этих своих философских приступов. Всегда и везде он желал ответа на свои стандартные вопросы, вроде «Почему я должен тут скакать на сцене, хотя с удовольствием вообще не выходил бы из дома?», «Почему никто не понимает, что живые выступления – это не мое?», «Почему я вообще заставляю себя все это делать?». Стелла молчала. Но она была тут, слушала и надевала, наконец, на него наушники, где звучали его собственные песни, которыми он сам себя и убаюкивал.
Таким образом все продолжалось до Цюриха.
Это был такой же концерт как все. За исключением того, что на нем присутствовала чета Волькенштайнов. Тех самых Волькенштайнов, чьей империи принадлежала звукозаписывающая компания Teldec.
Прибыл Маркус Шпигель, с целью воспрепятствовать гневному припадку, который закатил бы Ханс при появлении этих швейцарских фанфаронов музыкального бизнеса, которые заодно были и кем-то вроде начальников Falco. Тенденция избегать неприятных встреч с важнейшими партнерами посредством заливания в себя Джека, прочно вошла в привычки Ханса. Но этот обед был чем-то большим, нежели жестом вежливости.
Это была бизнес-встреча, на которую пригласили и Руди Долецаля с Ханнесом Россахером, чтобы представить концепт видео «Jeanny». И обсудить бюджет.
Нужно было как-то доставить туда Ханса в безупречном состоянии. Он появился в одном из лучших ресторанов города на своих ногах, в изысканном костюме и с безукоризненными манерами. Он был Falco в самом очаровательнейшем исполнении. Поп-звезда высшего класса.
К сожалению, Волькенштайны решительно настояли на основательном аперитиве для своих гостей. Героически отказавшись два раза, Ханс принял приглашение, несмотря на предостерегающий взгляд Маркуса, который недвусмысленно намекал: Так, приятель, теперь я снимаю с себя ответственность, за все, что может произойти.
Сначала ничего не происходило. Листая пухлое меню, они вели светскую беседу. Ханс был любезен как их официант, имевший некоторые проблемы с дикцией. За столом все вздохнули с облегчением, закончив заказ блюд по его рекомендациям: «Я хочу рекомендофать обфеству ифыфканные куфания, ф этом фы мофете быть уферены». Трое его подчиненных сервировали стол.
«Это фе прекрафно, - пародировал Ханс услужливого малого, - фто люди, не фыгофарифающие Ф, могут ифпользофать флова, ф которыф больфинфтво гофорит Ф». Госпожа Волькенштайн была в восторге от выступления Ханса, что тут же заметил Маркус. Пришло время поговорить начистоту.
После того, как Руди набросал концепцию клипа, за столом в мгновение ока воцарилась тишина. От ужаса. Томас М. Штайн, глава Teldec, запил смелую визуализацию последним глотком неприлично дорогого коньяка. При описании сцены, когда камера отъезжает через выложенный белыми плитками тоннель от Falco, одетого в смирительную рубашку, пронзительно кричащего «Jeanny!», Волькенштайн закашлялся. Представители фирмы дискутировали, будет ли привлекательным для фанов имидж Falco-безумца.
- Они его полюбят, - были убеждены Долецаль и Россахер. – Это будет достойным оформлением острому тексту Falco.
Ханс с достоинством поставил стакан на стол и высказал свое мнение:
- Смирительную рубашку я надену, только если она будет от Армани.
* Винер Штадтхалле - культурно-спортивный комплекс в Вене с концертными и спортивными залами, бассейнами, кинозалами, кафе. Используется для проведения спортивных, общественно-политических, театрально-зрелищных мероприятий. Вмещает 16 тыс. зрителей и относится к технически самым совершенным универсальным залам мира. Построен в 1953-1958
** Дитер Хашпель (19.06.1943г.) – австрийский режиссер, театральный постановщик, сооснователь театральной труппы «Ensembletheater»
Читать дальше: Глава 23. Я так горд.
|
Музыка:
