Глава 21. Конференция нацистов.
- Эй, приятель, смотри, мы снижаемся!
Ханс, вздрогнул, словно действительно находился на «Титанике»*, пытаясь в панике проснуться и сориентироваться. Дюжина рук трясла его. Он стал рефлекторно отбиваться. В итоге, их осталось только две. Они принадлежали Карлу Поспишилу, который не оставлял попыток разбудить Ханса.
Теперь он проснулся. Снизу стремительно приближался Парагвай. Самолет описал петлю над посадочной полосой. Ханс был занят тем, что пытался побороть свой страх перед полетами.
- Ты идиот? – было первым, что он смог выдавить из себя. – Ведешь себя так, словно в первый раз летишь на Мальорку. Мы приземляемся, да, и это уже не раз случалось в твоей жизни.
- Я просто хотел показать тебе аэропорт.
- Супер, спасибо. Это было незабываемо.
- Пожалуйста. Нет, так нет, - отбил Карл и обиженно повернулся к проходу. Пышная грудь стюардессы, склонившейся перед ним над столиком, смягчила возмущенного венца. Он, как ребенок, сосредоточился на приземлении. Как только самолет коснулся земли, он начал бешено аплодировать.
- У нас же чартерный рейс, придурок! – проорал Ханс сквозь рев мотора и ударил его по рукам. – Здесь никто не аплодирует, это как в первом классе!
Наконец, оба вышли на трап. Вид снаружи был захватывающий. Захватывающе смешной. Парагвай, крохотное коричневое пятнышко на карте мира, был покрыт красными коврами. Слева тянулся бесконечный строй разодетых солдат. Сразу позади них сверкал на солнце чрезмерно длинный черный лимузин. Возле него стоял одетый в униформу толстяк-шофер, позади которого здание аэропорта с жестяной крышей казалось ларьком.
Президент Альфредо Стресннер ожидал мировую звезду. И обставил это, по словам Поспишила, как государственный визит.
Шоу было по вкусу Falco. Он не шел, он шествовал по ступеням трапа. Двигался, словно родился с красной дорожкой под ногами. Спокойно промаршировал вдоль выстроенной с прусским порядком элитной группы войск. Только бравое воинское приветствие, которое с пятидесятых годов половина мира вспоминает с ужасом, он оставил без ответа. Но неприятное чувство овладело им при мысли, как много бывших нацистских бонз нашли в этой стране новую родину с тех пор, как в 1954-ом к власти пришел диктатор немецкого происхождения Стресснер, правда, он предпочел оставить это чувство без внимания.
Наоборот. Он наслаждался каждой секундой своего выхода. Falco – мировая звезда. Его горизонты не ограничивались теперь Бад-Тацмансдорф. Вальсербергом**. Нью-Йорком. Рио. И вообще: если Фрэнк Синатра может выпивать за одним столом с американскими мафиози, почему бы Амадею поп-мира не поувиваться за склонным сочувствовать нацистам диктатором. Искусство неприкосновенно. И преклонение перед талантом не вопрос политики.
Здесь тоже есть шоу-бизнес. Представленный, правда, венским сутенером и связями, неприемлемыми для Ханса. Но, пожалуй, хорошо представленный. Какие цели преследовал здесь Поспишил, оставалось загадкой. На некоторые вопросы он отвечал крайне неохотно. Ничего, кроме намеков на некий местный бизнес из него вытрясти не удалось.
Тип, который, казалось, рухнет под тяжестью фальшивых орденов, неожиданно выступил из шеренги и остановил триумфальное шествие Ханса. Очевидно, ему была поручена приветственная речь. По всей видимости, никто ему не сказал, что оба австрийца ни слова не понимают по-испански. Ханс прервал процедуру, решительно пожав военному руку.
- Посмотри-ка на него, - к Карлу, стоявшему на почтительном расстоянии позади Ханса, вернулся дар речи. – Ты сократил ему программу. За это он лишится ордена.
Ханс, у которого по спине водопадами бежал пот, не поддержал гоготание Карла. С него было достаточно этого милитаристского лицемерия. Все, что он хотел, это кондиционер, выпить и холодный душ.
Все, кроме душа, нашлось в черном лимузине, который повез гостей к дворцу диктатора. Как объяснил гигантский шофер, обращавшийся с ручкой переключения скоростей, словно с калашниковым, Стресснер распорядился незамедлительно доставить господ к нему.
Он не всегда был шофером, - подумал Ханс и завладел вожделенным напитком, который Карл извлек из барных запасов.
- Это будет классная потеха, понимаешь, лучшая! – прогорланил Поспишил, приканчивая четвертый стакан, и пустился в образное описание этого «военного провинциала», который «настолько туп, что целую неделю будет содержать нас на всем самом лучшем, южно-американский идиот, а!»
- Послушай, может, заедем сначала в отель? Мне как-то начхать на верховное руководство. И распорядился он там или нет, мне по фиг. Кто из нас мировая звезда?
- Зависит от того, с какой стороны посмотреть, - ответил Карл, но послушно постучал по стеклу, предположительно пуленепробиваемому, которое отделяло заднее сиденье от водителя. Стекло мгновенно опустилось, палач за рулем спросил, что желают господа.
- Мистер Falco чувствует нехорошо, - выдал на ломаном английском языке Карл. – Думаю, ваш босс понимать, если сначала мы заехать в отель.
- Где ты выучил английский, приятель? У своих филиппинских ночных бабочек?
- Слушай, ты даже еще не начал дрочить, когда я уже говорил по-английски, - парировал «господин Карл».
- Да, но вопрос как.
- Ты хочешь попасть в номер или нет? Говори с ним сам, если тебе что-то не нравится.
Парагвайское правительство, видимо, согласилось с изменением планов, потому что немного позже лимузин затормозил в той части бесконечного парка, окружавшего президентский дворец, где для почетных гостей был зарезервирован палаццо. Поездка по владениям заняла всего минуту.
Сияющее белизной здание, построенное в колониальном стиле, ослепило прибывших. Вековые деревья, со стволами толщиной в метр и экзотичными кронами, склонились над домом как гигантские ширмы. Внутри и вокруг здания трудилась армия одетых в белые ливреи слуг.
В одном из двух сьютов, зарезервированных для Falco и Поспишила, рядом с фруктовыми корзинами, содержимым которых можно было бы накормить пол-Асунсьона, их ждали четыре длинноногих лакомых кусочка, чьи одежды немногим превосходили размером салфетки, лежащие рядом с фруктами. Профи из Венской Галереи, как называли родную сутенеру среду, поприветствовал девушек четырьмя стодолларовыми купюрами. Пятую он снова скрутил в трубочку и прикурил от нее сигарету. Ханс знал, что это значит. У этой ночи не будет конца.
Чтобы немного освежиться после длительного перелета и подготовиться ко всем условностям, Ханс предпринял попытку найти ванную комнату. Спрашивать у девушек было бессмысленно. Если они знали какой-то язык кроме родного, то, в лучшем случае, это был французский. От этих мыслей в штанах у него стало тесно. Он нетерпеливо распахнул первую попавшуюся дверь, но попал в помещение с еще одной дверью. Предбанник перед ванной, такие вот представления о роскоши, - подумал Ханс и рывком открыл дверь.
Сигаретный дым, наполнявший комнату, стоял стеной в дверном проеме. Понадобилось какое-то время, чтобы Ханс смог что-то разглядеть сквозь него и опознать очертания стола, вокруг которого сидели пять фигур в темных костюмах. В первый момент это напомнило ему сцены игры в покер в гангстерских фильмах с Эдвардом Робинсоном***, которые он так часто смотрел ночами. Ханс с любопытством подался в комнату.
В целом, декорации, открывшиеся перед ним, были скорее гротескными. Словно время отмотали назад. Слева от массивного деревянного стола перед огромным окном, опущенные жалюзи которого приглушали все еще яркий послеобеденный свет, стояли плечом к плечу три юные девушки. Позади них - два салютующих солдата, недавно покончивших с отрочеством. На их бледных лицах застыло выражение властной серьезности, чем-то до боли знакомой.
Девушки, в своей детской одежде, состоящей из коротких черных юбочек, накрахмаленных белых блузок и до блеска начищенных ботинок, казались клонами. Лица обрамляют светлые косы, подбородки преувеличенно подняты. Натянутые как струны, светловолосые и удручающе голубоглазые.
Ханс минуту стоял как вкопанный, зачарованно уставившись на эту команду. Наконец, до него дошли звуки, наполнявшие пространство, словно повернули регулятор громкости. Постепенно безмолвные движения ртов девушек обрели смысл. И вдруг все чудесным образом сошлось. Объединилось в рефрене еще таких детских, кристально чистых девичьих голосов: «Завтрашний день… Завтрашний день… Завтрашний день, он мой»****. Волосы на голове Ханса встали дыбом. Кожа покрылась мурашками, словно ледяной пленкой. Ему казалось, что он оказался в декорациях, где разыгрывалась знаменитая сцена из фильма «Кабаре». Те же лица, та же песня, тот же мираж.
Люди за столом еще не заметили его. Четверо из них курили, словно сигаретная фабрика проводила соревнования. Один из них держал в руках самую толстую гаванскую сигару из всех, что Ханс видел. Когда смолкли последние звуки песни, он обратился к сидящим за столом самым густым басом, из всех, что Ханс слышал. Слова, которые он извергал из себя, словно выплевывал маленькие шарики, звучали так громко, будто вся компания вдруг застучала каблуками.
«Дааа, парни... На такую хрень даже я не способен», - сказал Ханс.
Его слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Воцарилось безмолвие, подобное затишью перед бурей. Десять пар глаза ошарашенно уставились на него сквозь дым, будто он целился в них из пистолета. Если бы взгляды могли убивать, он уже был бы мертв. Никто не шевельнулся. Единственным звуком в комнате было тиканье старинных напольных часов, которые Ханс заметил, когда глаза привыкли к дыму. Маятник качался, но время, казалось, остановилось. На этот раз в современной эпохе.
«Ханс, ты где? Ушел?» - венский диалект Поспишила, донесшийся из сьюта, разрушил всеобщее оцепенение. Действующие лица вдруг ожили. Ханс молниеносно отпрыгнул назад и захлопнул дверь в другой мир.
Совершенно изнуренный, он прислонился к стене предбанника. Ситуация казалась ему абсолютно нереальной, как в кошмарном сне. Ханс невольно потряс головой, чтобы отогнать его. Вот дерьмо, - подумал он. – Мне нужно срочно завязывать с коксом. И через паузу: По крайней мере, с тем, что удается достать в Вене. Химия делает меня полным психом.
Все еще сбитый с толку, он вернулся в сьют и тут же нашел дверь в ванную. Почти маниакально он сорвал с себя одежду и бросил ее на пол, вопреки своей всегдашней аккуратности. Холодная вода окатила его как дождь.
Спустя десять минут напряжение, вместе с последними каплями воды, исчезло в водостоке. Когда он вернулся в комнату, обернув вокруг бедер пушистое белое полотенце, все уже было забыто.
- Где ты был так долго? – спросил Карл, держа в одной руке выпивку, в другой – сигарету. Его как раз обслуживали две девушки из четырех.
- В душе, - сказал Ханс и позволил полотенцу соскользнуть. Моя паранойя никого не касается, - подумал, ограничившись таким ответом.
* В немецком глагол sinken означает как снижаться, так и тонуть.
** Валсерберг — невысокая возвышенность на юге Австрии, геологически относится к Арденнским горам.
*** Эдвард Голденберг Робинсон (12 декабря 1893 — 12 января 1973) — американский актёр. Американский институт киноискусства поместил его на 24-е место в списке «100 величайших звёзд кино».
**** Песня из фильма Боба Фосса «Кабаре» с Лайзой Минелли в главной роли, основанного на одноимённом бродвейском мюзикле. 8 премий «Оскар». Действие фильма происходит в Веймарской республике в 1931 году, незадолго до прихода к власти Гитлера.
Читать дальше: Глава 22. Jeanny.
|
|
Категория: Переводы статей | Добавил (перевёл): Tanita (2013-Янв-24) |
Просмотров: 1556
|
Комментарии:
Всего комментариев: 0
|
|
|
|
|
|
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ] |
Музыка:
