Ханс Хелцель, который добился мировой известности в поп-бизнесе под псевдонимом Фалько, погиб в пятницу, 6 февраля 1998 года, на своей второй родине, Доминиканской республике в Карибском море.

Эта книга рассказывает о беспокойной, яростно бурной жизни. Создавалась она в 2 этапа. В середине восьмидесятых, когда Ханс Хелцель, подобно комете, мчался к успеху и завладел не только немецкоязычными хит-парадами, но первым из австрийских артистов вообще, возглавил все три основных американских чарта – она явилась результатом желания Ханса Хёлцеля передать свой опыт и – тогда ему еще не было и 30 лет – подвести некий итог. В августе 1986 года, в сопровождающем предисловии, он писал: «Время от времени меня спрашивали, нет ли у меня желания написать мемуары. Тогда я всегда говорил нет, слишком рано для мемуаров, мне же еще не 60 лет. С другой стороны, я прекрасно понимаю, что многие люди, которые любят мою музыку и обсуждают мою личность, хотели бы знать обо мне больше.
И поэтому эта книга – моя книга.
Автор, Питер Ланц, провел много дней в беседах со мной и после этого попробовал честно, без того, чтобы приукрасить или фальсифицировать, обобщить эти интервью и написать о первых тридцати годах моей жизни. Это стало критическим взглядом на мою работу, мою карьеру, да и заодно, на меня самого. Это рассказ о моих песнях, моих мечтах и разочарованиях».

Фалько одобрил эту биографию.

За несколько дней до своего 41-ого дня рождения Ханс Хёлцель погиб в результате несчастного случая – став жертвой банальной, и, в то же время, загадочной аварии. Надежда, которую он выразил в 1986 году, в свои неполные 30 лет, в предисловии к книге, «я не могу писать мемуары, ведь я не прошел еще и половины своего жизненного пути», оказалась обманчивой. 12 лет спустя, так их и не написав, Фалько погиб.

Когда Ханс Хёлцель действительно стал знаменитостью, молодежь всего мира видела свое отражение в его имидже. Они никогда не забудут его; уже через час после его смерти интернет-сайт Фалько был полон ошеломленными сообщениями со всего света. На его похоронах на Венском центральном кладбище собрались десятки тысяч человек, его последний альбом «Out Of The Dark» сразу попал в чарты нескольких стран. На этом альбоме было заявлено девять песен Фалько. Но, если после последней песни «Naked», подождать одну минуту и 41 секунду, обнаруживается так называемый «Ghosttrack», песня, которая нигде не указана и которая, в крайне саркастичной манере, преподносит отношение Фалько к карьере, к богатству и к женщинам. Это нашло свое отражение в тексте: «Миллионер поневоле». Он говорит, в том числе, и о деньгах: «Ими стоит владеть, хотя бы затем, чтобы выбросить их в окно... Как известно, купить можно все, даже любовь».

Фалько являлся совершенным олицетворением непрерывной борьбы. Борьбы между наивностью и опытом, между иронией и доверчивостью, между волей и слабостью. Для целого поколения он был зеркалом во всех отношениях. На какое-то время он стал мифом, не потому что был безупречен, а потому что он придавал экспрессивности нашему времени.

Книга, над которой мы работали вместе с Хансом, после его гибели перерабатывалась и дополнялась множеством интервью с друзьями и современниками.

Я устоял перед искушением, пополнить книгу многочисленными спекуляциями, которые разрастаются вокруг его смерти, но попытался противопоставить им обоснованные информацию и доводы.

При подготовке этой книги и при ее текущей переработке многие люди были для меня неистощимым источником информации и вдохновения, и здесь я выражаю им свою благодарность.

Прежде всего, моя благодарность Хансу Мару (Hans Mahr), другу и помощнику Фалько, а также Хорсту Борку (Horst Bork), соратнику и деловому партнеру Фалько на протяжении многих лет.

Я благодарю Мари-Луизу Хайндель (Marie-Louise Heindel), которая не раз помогала мне в трудоемкой, кропотливой работе - отследить и задокументировать, казалось бы, давно забытые события из жизни Фалько. Я благодарю Конни Бишофсбергер (Conny Bischofsberger) за ее компетентную помощь. Благодарю Фрэнка Бендера (Frank Bender) за поддержку при составлении дискографии.

Моя особенная благодарность предназначается Марии Хёлцель, матери Фалько, за ее терпение и красноречие во время долгих бесед.

Я не хотел бы забывать Герлинду Коланда (Gerlinde Kolanda), моя благодарность ей за многочисленные интервью, которые она проводила, а также Билли Филановски (Billy Filanowski) за то время, которое он потратил, помогая создавать эту книгу.

Дань памяти Фалько.

Здесь есть некоторая несогласованность - автор пишет, что книга создавалсь в два этапа, сразу же характеризует первый, но второй явно не выделяет - это этап доработки книги уже после смерти Фалько. Это сильно бросается в глаза при прочтении?

Текст оригинала - в закрытом разделе, туда же сейчас положу фото с первой половины 1й главы. Если кто-нибудь захочет присоедиться к переводу, я буду рада - а то медленно получается. Только скажите - чтобы одно и то же не переводить
http://falcorussia.ru/forum/7-36-1#407

Про второй этап я и сам забыл, зачитался ))

Ничего в своей жизни Мария Хёлцель не желала так сильно, как этого ребенка.

Но долгое время создавалось впечатление, что именно это ей не удастся. «Уже с четвертого или пятого дня беременности», говорила Мария Хёлцель, «я очень плохо себя чувствовала. Мне все время было ужасно дурно, и меня беспокоили довольно сильные боли».

В то время она работала заведующей филиалом прачечной «Габсбург» (Habsburgers-Wäscherei), в 14-ом районе Вены. Все честолюбивые карьерные планы ее мужа, Алоиза Хёлцеля, в военные годы лопнули как мыльный пузырь. Еще ребенком он вступил в Гитлерюгенд и подростком, не старше 15 лет, в последние дни войны он принял сунутое в руки оружие чтобы – вместе с другими подростками – защищать Германию в последнем призыве. За всем этим совсем не оставалось времени для школы и учебы, хотя Алоиз Хёлцель оказался весьма одарен и сведущ в технике, но в конце 40-ых годов умерли его родители, и ему пришлось постараться, чтобы как можно быстрее начать зарабатывать деньги.

Вечерами он учился на слесаря и с упорством пробивал себе дорогу в мастера цеха на машиностроительном заводе. Мария Хёлцель поддерживала его в этом.

Работа в прачечной была слишком утомительна для беременной женщины, и Марии пришлось оставить ее. «В течение первых месяцев я похудела на 4 килограмма, дела у меня действительно шли плохо». Мария и Алоиз Хёлцель жили в съемной квартире размером около 70 кв.м. в переулке Цигельофенгассе (Ziegelofengasse)* в 5-ом районе. Этот район – Маргаретен (Margareten) – занимал 203 гектара в низине, население его составляло почти 70 000 жителей. В то время он являлся одним из самых густонаселенных районов многомиллионной Вены.

Дом, в котором Алоиз и Мария Хёлцель жили в середине 50-ых годов, уже давно снесли, и на его месте возвели новую высотку. «В то время у нас была кухня, спальня и две небольшие комнаты. Ванной в квартире не было, но мой муж установил душевую кабину на кухне», рассказывала Мария Хёлцель.

В те времена Маргаретен был бюргерским районом, который с одной стороны ограничивался проливом, а другой стороной выходил на главную автомагистраль Вены.

В сентябре 1956 Мария Хёлцель с кровотечением была доставлена в гинекологическую клинику Герстхоф (Gersthof). «Я была на третьем месяце беременности, и все произошло очень быстро». Врачи установили, что Мария Хёлцель была беременна близнецами. «Конечно же, я была очень подавлена. Ведь я так радовалась ребенку, да еще и близнецам. В 1956 еще не знали ультразвуковых обследований, как сегодня, и в начале беременности мой врач не знал, что я ожидала близнецов». Тем не менее, врач в клинике посоветовал Марии Хёлцель остаться для наблюдения в больнице еще на один день.

На следующий день ее осмотрел другой врач, после чего успокоил ее: «С Вашим ребенком все в порядке, госпожа Хёлцель, отчетливо слышен стук сердца».

«Но мне сказали...», Мария Хёлцель была совершенно ошеломлена, «Вы, должно быть, ошибаетесь, вчера я потеряла своих малышей».

И тогда выяснилось, что она ждала тройняшек. А малыш в ее животе продолжал расти.

«Для меня было совершенно естественно, что я сделаю все, чтобы сохранить этого ребенка. Можно сказать, что к тому времени я знала, что кроме него не захочу больше детей».

Врачи предупреждали Марию Хёлцель о возможных осложнениях. По расчетам гинеколога, малыш должен был появиться на свет 5 марта 1957 года. «Но, несмотря на все мои старания, на покой, в котором я старалась прибывать, уже в ноябре дело чуть было не дошло до преждевременных родов. Я снова попала в больницу и была вынуждена целыми днями лежать совершенно неподвижно».

* Ziegelofengasse – дословно – переулок кирпичной печи

В какой-то момент в первой половине дня Мария Хёлцель сказала своему мужу: «Если родится девочка, назовем ее Брижит, а если будет мальчик, то – Йоханн». Это оказался Йоханн, он увидел свет в 13 часов 15 минут. «С самой первой минуты он очень звонко кричал. Акушерка подала мне ребенка со словами: «Вот, госпожа Хёлцель, Ваш мальчик-певец». Он был очаровательным ребенком, очень живым и довольно крупным, новорожденным он весил 4,95 килограмма, при росте 54 сантиметра». Уже в первый день, в больнице, Алоиз Хёлцель сделал фотографию своего новорожденного сына. После всех волнений и страхов последних месяцев они особенно гордились своим крепким малышом.

Много лет спустя Мария Хёлцель рассказала своему сыну о том, что он был единственным оставшимся в живых из тройни. «На что он сказал мне: ‘Это странно, мама, но порой я испытываю такое чувство, как будто бы остальные во мне, как будто есть кто-то еще, который помогает мне и говорит, ты должен сделать так-то и поступить так-то’. Я не знаю, серьезно ли он говорил тогда, но я думаю, что он на самом деле так чувствовал».

Йоханн Хёлцель рос прекрасным ребенком. «Как- то раз за одну неделю он прибавил в весе целый килограмм. Но он непрерывно кричал и плакал, и однажды я поехала с ним к педиатру и сказала: 'Мой сын все время так громко плачет, наверное, он болен'. Но после осмотра врач успокоил меня: 'Он совершенно здоров. И если ребенок растет таким крепким, то он определенно не болен».

Продолжение следует... )

Марии Хёлцель рано бросился в глаза музыкальный слух ее сына. «Он и в самом деле пытался воспроизводить все звуки. Я помню, ему было 8 месяцев, ходить он тогда еще не умел, а только ползал. И каждый раз, когда по радио звучала песня 'Аннелизе, когда же ты, наконец, поумнеешь' ('Anneliese, wann wirst du endlich einmal gescheiter'), шлягер того времени, он вставал и, держась рукой за решетку кроватки, пытался дирижировать другой рукой. Кроме того, он даже попискивал в такт».

Позднее, когда на выходные родители выезжали с ним на природу, он всегда пропадал из виду и бежал прямиком туда, откуда звучала музыка. «Мы часто бывали в Пуркерсдорфе (Purkersdorf), на западной окраине Вены. В пятидесятые годы во многих местах еще оставались забетонированные танцплощадки под открытым небом, с беседками вокруг. Пуркерсдорф был одним из таких мест. И я часто заставала его за тем, как маленький карапуз совсем один стоял на танцплощадке и дирижировал звучащей музыкой. Но если только он замечал, что я наблюдаю за ним, он очень злился. Ему не хотелось, чтобы за ним наблюдали».

В самом деле, с раннего детства Ханс Хёлцель обладал исключительным музыкальным слухом. На свой четвертый день рождения он хотел получить маленький аккордеон. «Но мы купили ему пианино. С аккордеоном были бы проблемы, потому что практически каждый год ему требовался бы новый, все больший инструмент, а мой муж считал, что если он сможет играть на пианино, то очень скоро научится играть и на аккордеоне».

Врожденные способности к музыке настолько бросались в глаза, что родители часто задумывались о том, откуда у мальчика мог взяться такой талант. Мария Хёлцель: «Я не думаю, что это наследственное, хотя мой муж очень музыкален, да и я довольно хорошо умею петь. Раньше я могла петь второй голос в хоре, с удовольствием танцевала и имела очень хороший слух, но ни мой муж, ни я и в половину не были так музыкально одарены, как Ханс».

После покупки пианино, родители начали подыскивать подходящего преподавателя для своего сына. Они нашли его в лице педагога Марии Бодем (Maria Bodem), аристократичной немолодой даме, которая давала уроки в своей просторной квартире в старом доме в переулке Филльградергассе (Fillgradergasse), неподалеку от Цигельофенгассе.

Первые осознанные воспоминания Фалько также относятся к этому времени: «Фрау Бодем была очень приятной женщиной, вероятно, она остается такой и по сей день. Я и сейчас вспоминаю, как каждый раз, держа меня за руку, бабушка отводила меня в этот удивительно красивый дом в стиле модерн. Притягательное ощущение благополучия и спокойствия сопровождало эти часы. Наверное, для моей матери это было также и символом перехода из мелкобуржуазных слоев общества в средний класс: отправлять своего сына учиться играть на фортепьяно и обучать его английскому языку, еще до того, как он пойдет в первый класс».

Раннее детство Ханса Хёлцеля было обычным. Так как она не хотела слишком надолго оставлять своего сына одного, а семья крайне нуждалась в деньгах, Мария Хёлцель взяла на себя управление маленьким магазином в Цигельофенгассе. Она терпеть не могла все заурядное, и Ханс рос под очень тщательным вниманием к его манерам и поведению. Для Марии Хёлцель ободряющие слова учителей игры на фортепьяно были отрадой: «Он едва достает до табуретки у пианино, но у него есть талант», рассказывает Мария Хёлцель о первой похвале преподавателя, и: «'Я полагаю', говорила учительница, 'у него особенный слух на Бетховена'».

За короткое время он выучил целый ряд музыкальных произведений. Он не мог прочесть ни одной ноты, и, тем не менее, «в 5 лет он играл уже 35 шлягеров в две руки», вспоминает Мария Хёлцель.

Мать могла гордиться им: «Как-то раз мы записали его на прослушивание в музыкальной академии. Профессор вывел его за руку и сказал мне: 'Госпожа Хёлцель, это – маленький Моцарт'. Он подчеркнул, что за всю свою карьеру не встречал подобного абсолютного слуха, и настоятельно рекомендовал приступить к дальнейшему обучению ребенка безотлагательно».

Однажды, когда Ханс Хёлцель еще не ходил школу, вернувшаяся домой на обеденный перерыв мать услышала, как ее мальчик играет на пианино. «Он блестяще играл шлягер 'Что случилось с женщиной?' ('Was ist los mit der Frau?'). Он услышал его в первой половине дня и самостоятельно разучил, ему хотелось удивить меня. И это действительно захватывало, он слышал музыку и мог сразу сыграть ее по слуху».

Немного позже некий господин Вагнер, учитель игры на фортепьяно, живущий за углом дома Хёлцелей, хотел обучить его играть по нотам. Фалько: «Я ненавидел это. Тогда у меня в голове был 'Вечер трудного дня' ('A Hard Day's Night')* и то, что мне приходилось играть этюды Черни** и прелюдии Шопена под метроном, было просто ужасно».

* «Вечер трудного дня» («A Hard Day's Night») – песня группы Битлз.
** Карл Черни - австрийский пианист и композитор; считался в Вене одним из лучших преподавателей игры на фортепиано.

В то время заветным желанием Ханса Хёлцеля было домашнее животное. «Он хотел собаку или кошку», рассказывает Мария Хёлцель, «он клятвенно обещал мне, что всегда будет заботиться о животном. Он говорил: 'Мама, собака могла бы спать в нашей душевой, там она бы тебе не мешала'. Но я всегда была против этого, я считаю, что животное нуждается в просторе, оно будет страдать в квартире. Об этом я ему и говорила. Но я думаю, что он никогда по-настоящему не боролся за право завести животное».

Когда Ханс появился на свет, бабушка и дедушка по отцовской линии уже умерли. Однако к матери своей мамы он проявлял особенно искреннюю, нежную привязанность. Когда Мария Хёлцель была занята в своем магазине, о маленьком мальчике заботилась бабушка. Семья была родом из Бад Татцмансдорф (Bad Tatzmannsdorf), знаменитого курорта в Бургенланде (Burgenland), и, когда Хансу было 6 лет, его бабушка все еще владела там домом.

«Много лет я проводил лето в Бад Татцмансдорф, и это замечательные, волнующие воспоминания. Дом стоял прямо на главной площади. В то время мне удалось уговорить свою бабушку купить мне проигрыватель Eumig. И я был по-настоящему счастлив. Проигрыватель стоял у окна, другие дети собирались вокруг, так как у большинства из них не было дома такой техники. И весь день, над садом из роз, гремели Элвис Пресли, Клифф Ричард, такие хиты Битлз, как 'Полюби меня' ('Love Me Do') и 'Прошу, порадуй меня' ('Please Please Me'), а затем, немного позже – Stones*, Bee Gees, Beach Boys, всего понемножку».

Самым значительным событием сентября 1963, конечно, стало определение в начальную школу пиаристов**, очень уважаемую католическую частную школу в Цигельофенгассе, всего в нескольких шагах от дома, где жила семья Хёлцель. Впрочем, тогда имели место некоторые сомнения – не нужно ли отдать мальчика, так страстно любящего музыку, в хор мальчиков, чтобы там обеспечить ему серьезную музыкальную карьеру. Но, в конце концов, Мария Хёлцель воспротивилась этой идее: «Мой муж и я работали, я и без того проводила мало времени со своим сыном. Если бы он еще пошел в интернат, у меня совсем не осталось бы возможности с ним видеться».

У пиаристов был полуинтернат, выглядевший вполне солидно. Таким образом, Ханс был хорошо устроен, и вместе с тем, время, после закрытия магазина, Мария Хёлцель могла посвятить сыну.

К Рождеству – Хансу Хёлцелю тогда только-только исполнилось шесть с половиной – в школе искали детей, которые владели бы каким-либо инструментом. Ханс с запозданием подал заявку, получил разрешение играть и стал звездой этого маленького, импровизированного праздника. Тогда, на Рождество 1963, в то время как в Ливерпуле Джон Леннон, Пол Маккартни, Джордж Харрисон и Ринго Старр только начинали расставлять совершенно новые акценты своей музыкой, состоялось первое настоящее, большое выступление Фалько перед широкой публикой.

Мария Хёлцель: «Разумеется, я тоже была приглашена на праздник, но я не могла закрыть свой магазин, и поэтому пошла только моя мама. Когда она вернулась домой, она была очень взволнована. Люди шумели, восторгаясь игрой маленького пианиста. Кульминацией выступления стало исполнение Дунайского вальса ('Donauwalzer')».

С этого момента Ханс Хёлцель считался в школе кем-то вроде музыкального вундеркинда. Когда в доме был праздник, он просился за пианино. Но эта шумиха вокруг его игры и связанный с ней повышенный интерес к его персоне со временем стали раздражать Фалько. «Когда к нам приезжали гости», рассказывает
Мария Хёлцель, «они, конечно же, хотели послушать, как играет мальчик. И если он знал, что приезжают гости, он исчезал заранее, или прогонял меня, приговаривая, что однажды мне все-таки придется оставить его в покое. Самое большее, на что его удавалось уговорить, это сыграть одну песню, и это все».

* Вероятно, имеется в виду Rolling Stones.
** Пиаристы - католический монашеский орден, занимающийся обучением и воспитанием молодёжи.

Ханс Хёлцель, будучи мальчиком с ярко выраженным чувством справедливости, не боялся никого и ничего, если по отношению к нему проявлялась несправедливость. Однажды, его учительница игры на фортепьяно любя, но излишне резко, ударила его по пальцам, так как он слишком быстро сыграл какой-то пассаж. Тогда он вернул удар. Но подобные инциденты не могли испортить хорошие отношения между Хансом и его педагогом. Она снова и снова говорила Марии Хёлцель: «Просто удовольствие – обучать его, у него абсолютный слух».