Предисловие  

1989 

1990 

1991 

1992 

В следующий раз мы встретились спустя несколько месяцев, весной 1996 года, на дне рождения общего друга в Гамбурге. До этого мы несколько раз созванивались, и он производил благоприятное впечатление. Он раздумывал о новых песнях, которые он запишет со своей «венской партией», и я мог только держать за него кулаки. При встрече в Гамбурге он звучал отрезвленно, хотя его состояние, к сожалению, этому не располагало. Все, что он предлагал EMI, не находило поддержки. «Они хотят от меня что-нибудь вроде Mutter, der Mann mit dem Koks ist da, - рассказал он. - Может, у тебя есть крутые темы на примете?»

Я вспомнил о нашем совместном отпуске на юге Франции, где Ханс признался в своей большой любви к сериалу «Стар Трек» и мы оба — при поддержке нескольких бутылок вина — пришли к выводу, что у него есть некоторое сходство с мистером Споком*. «Если жизнь Спока когда-нибудь захотят экранизировать, ты будешь первой кандидатурой на главную роль», - выразил я надежду. Основное сходство заключалось в левом ухе, но если у Спока необычная форма была результатом работы гримеров, то у Ханса потрудилась природа: сверху его ухо было заостренным, поэтому он предпочитал фотографироваться с правой стороны.

Мы тогда ухватились за эту идею и сочинили целую историю: Спок, он же Ханс, совершает вынужденную посадку в Беверли-Хиллс, где находит исключительно отупевших миллионеров, которые страдают от голода. Добрый самаритянин Фалько решает им помочь. Герд Плетц, вечный источник идей, по телефону даже предложил нам припев - Brot für Beverly Hills, it fills. Мы смеялись дни напролет над этой идеей и отложили ее в долгий ящик к «песням, в которых мир не нуждается».  И теперь, в Гамбурге, мне не пришло в голову ничего лучше, как напомнить Хансу о «хлебе для Беверли-Хиллс», припев я все еще находил очень цепляющим, да и левое ухо Ханса не изменилось.

К сожалению, я забыл, что Герд Плетц уже не был в нашей команде: с Хансом они теперь враждовали. Дело в том, что Плетц заключил с Хансом и со мной соглашение, и оно было закреплено письменно, что он должен получать корректное вознаграждение за свою работу. В некоторых песнях Герд упоминался как автор текстом и даже получил золотую пластинку как текстовик в гамбургском «Ритце», но во многих об его участии не сообщалось, и он хотел от Ханса подобающей компенсации. 

Все развивалось так логично и так плохо. У Фалько в этом отношении была не слишком хорошая память, и он поручал нашему издательству Falkenhorst рассчитываться с Плетцем, или же сам платил в Берлин, но нерегулярно. С тех пор как я сдал мандат менеджера, ничего хорошего в этом плане не произошло, зато запросы Плетца за проделанную работу достигли шестизначных сумм. Герд «прикрыл кран», отказывался что-либо делать для Ханса и одновременно подал иск. Я практически пожалел, что озвучил предложение насчет Brot für Beverly Hills: Ханса это не порадовало, так как напомнило об очередной нерешенной проблеме.

Я также рассказал ему о своих новых проектах с Edelweiss и Bingoboys, о попытках сотрудничества с Вольфгангом Амбросом и Штефани Варгер, а также о своей новой большой любви — радио. При посредничестве Томаса Готтшалка я устроился на мюнхенскую радиостанцию Xanadu. За 12 месяцев нам удалось из робких дебютантов превратиться в станцию номер один в Мюнхене. Комментарий Фалько был лаконичным: «Тогда хотя бы обещай мне крутить мою следующую пластинку». 

Когда мы прощались, Фалько с гордостью поведал о своих планах перебраться в Доминиканскую Республику. Он привел множество аргументов, самыми внятными были «Длинная зима в Австрии меня достала» и «Там ниже налоги».

Но аргументы не имели  значения: мне было ясно, что это  не что иное, как бегство. Бегство от всего, что его беспокоило, нагружало и подавляло. А также ото всех эксцессов. Он пытался сам придать себе смелости: «Неважно, что я буду делать там, важно, какую ерунду я оставлю здесь».

В подобные моменты я лишний раз осознавал, что Ханс на самом деле постоянно находился в бегах. Сейчас он пытался убежать от Фалько, перестать быть объектом всеобщего интереса, получить больше анонимности, стать незаметным. Для звукозаписывающей компании это было резкое отдаление, в Вене он был для нее легко доступен, а теперь от этого не оставалось и следа. После того, как прошло первое удивление — Ханс всегда был связан с Веной и никогда не планировал покинуть Австрию и Вену, я отметил некую логику в его решении: Ханс остался верен себе, он всегда умел удивлять.

Также было ясно, что он не бросит Вену окончательно: «Между Доминиканой и Австрией полно рейсов». И его давнее желание иметь дом у моря как прибежище в старости становилось на один шаг блише, пусть и отсутствовали такие ключевые атрибуты, как жена и многочисленные дети. Ханс упаковал свои пожитки в большой контейнер и даже взял с собой на остров свой внедорожник Mitsubishi Pajero: «В Вене я себя в нем чувствовал хорошо, так почему бы не продолжить это здесь».

Фалько четыре года не подавал признаков жизни в музыкальном плане, не считая сингла Mutter, der Mann mit dem Koks ist da, который не считался принадлежащим Фалько. Ханс часто работал в студии, экспериментируя, но ничего из полученных результатов так и не было выпущено и не получило одобрения от всех заинтересованных сторон. Неудивительно, что звукозаписывающая компания летом 1996 года пожелала хоть что-нибудь отправить в чарты, и это оказалась композиция Naked. В этот раз в исполнителях значилось: Falco feat. T>>MB. Целая исполнительская эстафета ради сингла, который совсем недолго пробыл в чартах.

К осени его проявления сошли на нет. Ханс, несколько потерянный, нежился на солнце и отрывался на острове. Naked было суждено стать его последним прижизненным релизом.